Открытка от 2 марта 1941 г.
Куда: Румыния, г. Бухарест, №1, ул. Ильфов, дом Сиды Гюламила, Керсновской Александре Алексеевне
Адрес отправителя: г. Сороки МССР, ул. Ивана Нянцу, 11, дом Добровольской, от Евфросинии Антоновны Керсновской
Родная моя!
Уже какими я тебе способами не писала – всё от тебя ничего. Очень беспокоюсь. Относительно меня можешь не тревожиться: подготовка у меня настолько универсальная, что я на самых разных поприщах нахожу применение моим разнообразным талантам. Скучать некогда, грустить – нечего, радоваться, пожалуй, тоже нечему. Если б знала, что вы живы и здоровы, так как говорится, и в ус бы не дула. Ира вышла замуж за Мишку – т ч. с последним своим товарищем распрощалась. Остальные знакомые работают, как и кто может – не все же так универсальны, как твоя дочь! Но и не все такие убоища.
Напиши мне поскорее! Ведь получает же Харета письма от Нины! Жду с нетерпением весны и более любимой своей работы – поле, виноградники. Одним словом, будь спокойна относительно меня – такое сокровище не пропадет.
Целую тебя, птичка моя, и постоянно думаю.
Фофо
* * *
Письмо от 7 апреля 1941 года
г. Сороки (Молдавская ССР) – г. Будапешт (Румыния)
7/IV-941
Родная моя старушка-подружка!
Миша мне переслал твою открытку. Первая весточка от тебя! Вижу, что и ты ничего от меня не получила, хотя я уже два раза писала. Харета тоже пишет Нине. Повторяю вкратце о себе: я здорова, даже зубы подлечила, оделась, питаюсь хорошо и благодарю Бога, что он меня создал выносливой и неунывающей. Иной раз смешно: те, кому хорошо живется (сравнительно), похожи на мокрых куриц, худеют, паршивеют и производят вообще мизерное впечатление. Встречаются со мной и охают: как это я так работаю, и в мороз, и в холод, и все та же?
А ведь сказать правду, я из дому получила надлежащую закалку, и ничто меня не пугает. Теперь даже меньше забот; бывает, на последние два рубля иду в кино – на завтра заработаю себе на хлеб. А у себя дома, помнишь? То колесо починить, то недоуздок, то гвозди купить, а то долг уплатить – заботы, заботы и заботы! Теперь нет забот – вернее, не те они, и лучше о них не думать. Правда, прежде было зато нечто иное… была ты, моя птичка, была могила отца, были наши дубы, была любовь… Но об этом тоже лучше не думать, а есть полтина в кармане – купить конфет и наплевать на все. Хорошо, что ты здорова – берегись и впредь, будь осторожна, очень осторожна. Береги свои почки и лечи зубы.
С тех пор, как Ира вышла замуж за Мишку и переехала в Кишинев, у меня здесь уже никого не осталось. Впрочем, все ко мне хороши, причем совсем чужие лучше, чем те, что были своими, но… С меня достаточно, что меня ценят, как добросовестного и универсального рабочего, завидуют моей неунываемости, удивляются хорошему настроению и считают не то феноменом, не то сумасшедшей. А вообще, в чем истина, – этого и Пилат не смог определить.
Нашим знакомым приблизительно всем хорошо: приблизительно все, кроме некоторых, служат. Лека – агроном в колхозном нашем селе, Рида – учительницей, М.П. выходит замуж, т. П. ее грызет; т. К. и т. Л. ругают своих зятьев, остальные все скрипят и хнычут, а я над всеми смеюсь, работаю и песни распеваю – наши старые песни.
Оригинальная картина – жизнь! Нахожу еще время читать; из газет – «Красную Звезду», а из книг – увы! – Майн Рида и пр. И знаешь, как приятно? Не то, чтобы я до сих пор не знала разницу между ягуаром и крокодилом, но просто приятно вспоминать наши «рассказы» и то наивное время, когда я мечтала скушать жареного медведя или рагу из гигантской ящерицы. Что ж! Все на пользу, не было бы в свое время увлечения Майн Ридом, может быть, было бы мне труднее вести слегка индейский образ жизни? Или, может быть, негритянский?
Удивительное дело: мне буквально каждую ночь снится папа. Ничего подобного прежде не бывало. Лишь после твоего отъезда это началось. Может быть, это Божья воля, чтобы я не была совсем одна. И всегда он мне снится молодым, с черными кудрями, каким я его помнила двадцать пять лет тому назад. Ты тоже снишься, но реже. О тебе я чаще думаю наяву. Вообще, о чем и о ком теперь не думаю? Когда буквально не с кем говорить, то всегда больше думаешь. Может быть, оттого все мудрецы любили уединение. Только не знаю, любили ли они копаться на виноградниках или рубить дрова. Зато даже Диоген, ведший почти такой же образ жизни (кроме работы), как и я, не чувствовал такой независимости… и такого презрения к людям.
При всем том ни разу и ни на минуту я не раскаялась в том, что избрала самую трудную жизненную дорогу: ведь все они ведут к смерти, и имеет значение лишь то, как ты по ней идешь. Хорошо, что я привыкла твердо шагать и босиком, и в рваных сапогах.
Страшно хотелось бы прижать тебя к своему сердцу. Мысленно это делаю сто раз на день. Чувствуешь ли ты это, птичка моя?!
Целую тебя в сто первый раз.
Твое Убоище.
* * *
Открытка от 6 июня 1941 г.
Куда: Румыния, г. Бухарест, №1, ул. Ильфов, д-р Гюламила, для Саши
Адрес отправителя: МССР, гор. Сороки, ул. Запорожская, 11, дом Добровольской, Е.А. Керсновская
4/VI
№ 8
Дорогая моя!
Сообщаю тебе весть для меня очень и очень грустную: у нашей Иры чахотка. Открытый процесс уже с января. Она не обращала внимания, работала через силу в артели до часа ночи и даже больше. А выйдя замуж и переехав в К.<ишинев>, попала совсем на голодный паек, так как Мишке урезали жалование на половину. В довершении всего она заболела малярией. Медикаментов нет и раздобыть ни за какие деньги нельзя. Я в отчаянии, так как ничем помочь не могу. Написала, чтобы приезжала: тут хоть кормить будем. Как ни мало зарабатываю, а поделиться могу. Но Ира не хочет, чтобы мать знала. Тетя Катя сама еле живет, доктор говорит, что года не протянет. Ей оперировали глаз, но неудачно. Она, практически, уж слепа.
Дорогая, хоть нас разделяют больше, чем моря и океаны, но все же по-прежнему в тяжелую минуту надежда на тебя: узнай, можно ли прислать к нам лекарства и, если можно, вышли на мой адрес «Calcium» и «Hinoplasmin», инъекции. Кальциум – единственное, что может помочь, а утопающий хватается за соломинку. Прямо на Ирин адрес посылать ненадежно, т.к. она теперь на Садовой, 31, но переберется на Глухой переулок, 7.
Еще одна просьба: отыщи толстого Мишу; он должен знать адрес сестры хромого Сережи. Пусть она вызывает мать и понастойчивей, т.к. В.В. в отчаянном положении в К. <ишиневе> с сентября. Живет, кажется, у Иры, с внуком, близка к самоубийству. Много горя кругом. Всех жаль, но почти никому нельзя помочь.
От тебя уже 2 месяца ничего не имею, Тебе пишу редко, не удивляйся. Мне хорошо. Я здорова, работаю; мне хватает, и другим помогаю. Целую тебя крепко, как люблю.
Что Н З
Кроплю виноградники.
У<боище>.
