Альбом 9. Часть 2
1949 - октябрь 1952 г.

Краткое содержание

Когда Евфросиния попала в больницу с травмой, главному хирургу Кузнецову удалось уговорить ее остаться иллюстрировать его монографию. Медхудожником была она в свободное время; основная работа была у нее в перевязочной хирургического отделения. Она не могла не замечать атмосферы бездушия, которую насаждала новый начальник больницы, вольнонаемные врачи работали без интереса и чувства ответственности. Новые врачи-заключенные были яркими личностями. Одного из них, по фамилии Людвиг, она учила французскому, так как на французском языке был учебник по отоларингологии, который ему удалось раздобыть.
Евфросиния, работая в хирургии, лично участвовала в спасении людей. Раздавленному поездом сохранили жизнь благодаря тому, что сделали срочное переливание крови путем перекачивания прямо из вены Евфросинии, которая при этом даже не прилегла, чтобы не терять время. Паренька с ожогами она уберегла от ампутации обеих кистей рук, делая по многу раз обработки, ванночки и перевязки.
Кузнецов часто оперировал новыми методами, и это давало отличные результаты. Когда травматолог Пуляевский в отсутствие Кузнецова захотел назло ему заново прооперировать по старой методе двух его уже оперированных пациентов, Евфросиния отказалась подчиниться этому врачу, потому что сочла его действия губительными для больных, что впоследствии подтвердилось.
 Она поняла, что в больнице она в большей неволе, чем в шахте, где оставалась хотя бы свобода действий в экстренных ситуациях, и вернулась туда.
  Во время пожаров на шахте она пошла в группу подсобников горноспасателей и, работая в респираторе, клала кирпичные перемычки. Таскать кирпичи на руках было неудобно, она побежала без респиратора на другой участок за «козочками» - приспособлениями для подноски кирпичей, - обнаружила в забое с угарным газом инженера Пожевилова без сознания и вытащила его на воздух. Он, читая лекции по безопасности, всегда потом приводил студентам курсов горных мастеров этот пример, признавая, что Евфросиния спасла ему жизнь.
  В работе шахтера были преимущества: за один отработанный день шло три дня зачета. Но шахта 13/15 распалась на две, и участок Евфросинии отошел к 15-й шахте. Женщин-заключенных вскоре вообще из лагпункта «Нагорный» перевели в 7-е лаготделение и водили работать в Горстрой. Евфросиния опять чувствовала себя рабом, ей даже не дали премии, выписанной за предотвращение аварии в шахте, а только зачитали об этом постановление.
Зимой 1952 года Евфросиния попала на общие работы в бригаду, расчищающую железнодорожные пути. В ответ на оскорбление бригадира она дала ему сдачи, и ее поместили в одиночку ШИЗО в наручниках. Заместитель начальника лагеря Кирпиченко избил ее, и она объявила голодную забастовку. Через подругу, вольнонаемную Петкун, об этом стало известно начальству шахты, оно ходатайствало за Евфросинию, и ее вызвали к начальнику 7-го лагерного отделения, который не знал о действиях своего зама и, заглаживая его вину, выполнил просьбу о переводе ее грузчиком на перевалочно-продуктовую базу (ППТ). Там она заработала зачеты для досрочного освобождения. 
  В то время после выхода из лагеря заключенным предстояла пожизненная ссылка как мера изоляции этих людей от общества. Евфросинии объявили, что ее сошлют в Нарымский край, откуда она в 1942 году бежала. Перспектива жить в тайге повергла ее в уныние, ей хотелось остаться в Норильске среди пусть немногих, но уже знакомых ей культурных людей, на хорошо оплачиваемой работе шахтера. Ожидая высылки, она рисовала копию картины «Отдых после боя», где был изображен неунывающий Василий Теркин. Во время инспекции какой-то важный военный спросил, почему она не на работе. Евфросиния рассказала о своей ситуации и по его просьбе подарила ему картину.
На следующий день ее вызвали на освобождение, но с условием подписать обязательство о том, что она порвет всякие отношения с теми, кто остался в неволе, забудет всё, что там видела и никогда и никому ничего о лагере не расскажет. Евфросиния отказалась, мотивируя тем, что встречала в лагере достойных всякого уважения людей, рада быть им полезной и не сможет забыть того, что там видела и пережила. Подпись для нее не простая формальность - человек стоит столько, сколько стоит его слово. Евфросинию отпустили без этой подписи, и ее ждала жизнь и работа в Норильске.