Сумерки сгущались, когда я попала во двор, где на треноге старушка – маленькая, седенькая – варила абрикосовое варенье. Я подошла к ней. Старушка подняла голову и вдруг, взмахнув шумовкой, воскликнула:
– Ах! Фросенька! Как Александра Алексеевна обрадуется, когда узнает, что вы живы!
Все вихрем закружилось в глазах у меня... Старушка, таз с вареньем, таганок... Да это – Смолинская, подруга моей мамы! Абрикосы выскользнули из моих рук и покатились по траве. На траве очутилась и я...
– Мама? Мама – жива? Где она?..
Но на этот вопрос Елена Георгиевна не могла ответить: три года тому назад она слышала, как по радио моя мама просила сообщить ей, если кто-либо знает, где ее дочь Евфросиния Антоновна Керсновская. В 1954 году она была в Румынии. Боже мой! Жива ли она теперь? Ей уже 79 лет... Всю ночь сидела я у Смолинских и писала письма в Румынию. Адреса Смолинская не запомнила, и я писала наугад – «на деревню, дедушке».