<Тесно стало в бараке. Кроме нас, восьмерых бессарабцев, прибыли с полдюжины колхозников – вольных, отбывавших трудгужповинность. Назначили и дневальную – молодую изможденную женщину, незамужнюю, но с ребенком. Мальчонке – звали его Потапка – было года два. Ходил он еще в рубашонке, штанов не имел и не умел говорить ничего, кроме «мамка» и «иси-ти-ти», что должно было означать «есть хочу»... Что меня поразило, так это та житейская мудрость, которую уже успел приобрести этот юный гражданин, едва вышедший из эмбрионального состояния.>
Сперва Потапка смотрел с тоской на жующего колхозника, затем, вцепившись в юбку матери, заплакал. Он плакал судорожно, с отчаянием, но он не пытался попросить хлеба: за свою короткую жизнь он уже понял: человек человеку – волк, а волки едой не делятся! Кто превратил сибиряков, славившихся хлебосольством, в волков?