Грязное слово еще висело на его губах, когда я реагировала, с молниеносной быстротой, кулаком в нос и губы. Горьков взвыл и ринулся на меня. Одним прыжком я очутилась у скрейпера, схватила с редуктора маленький ломик и замахнулась им. Горьков попятился.
– Павел Васильевич! Вы не только подлец, но и трус. Подлецов – бьют; трусов – презирают! – заявила я на манер Атоса, далеко отбрасывая лом. Затем повернулась и... ушла на-гора.
…– Несчастный случай? – окликнул меня кто-то на откаточной штольне.
– Нет! Я дала пощечину горному мастеру Горькову, оскорбившему меня.
– Ой! Как же так?
Я объяснила: нас, женщин, привели, когда мужчины уже были в шахте. Мы поднялись, девчата разошлись по своим лебедкам, а я пошла в забой и откидала из него весь уголь. Выполнив свою норму, я пошла искать мастера, чтобы он мне дал дополнительную работу. «А я на тебя невыход подал, и тебя в ШИЗО посадят». – «Я ждала, что вы зайдете в забой. Это мастер обязан сделать. А я работала. Вы так и сообщите диспетчеру...» – «Буду я слушать оправдания каждой бляди!» – сказал он. Ну я и дала ему по морде.
Тот задумался:
  – Я заместитель главного. Ступай в баню, помойся и в восемь часов, когда придет начальник шахты майор Коваленко, я ему доложу. Он вас обоих выслушает. Иди пока что отдохни!