Наглость Ляндреса не имела предела. Павел Евдокимович, зная (со слов того же Ляндреса), что он вхож на равных правах ко всем власть имущим, малодушно позволял ему помыкать собой. Ляндрес обосновался в единственной жилой комнате морга (сам Никишин спал на семи стульях в канцелярии). Он потребовал, чтобы я уходила в зону до ужина (прежде мы ужинали вместе), чтобы по воскресеньям я вообще не выходила из зоны (в морге работали и в воскресенье; кроме того, я обычно в свободное время читала: в морге была хорошая медицинская библиотека). И в этом Павел Евдокимович ему подчинился... Но взрыв был неизбежен.
Прихожу я однажды и вижу: стоят два маляра из ЦБЛ и Ляндрес с двумя колбами метиленовой синьки – той очень дефицитной синьки, которую чуть не по каплям выписывали для хромоцистоскопии, – и говорит Никишину:
– Вы проследите, чтобы вся эта синька была использована для побелки! А то эти заключенные – такие воры.