<Меня записали в бригаду Мадаминова. Но они ремонтируют разорванные шапки с фронта, а я не умею шить: иголка – оружие, которым я владею хуже всего... Вскоре я перешла в ночную смену, которой руководил помощник бригадира Витюша Рыбников.
Позже, уже в начале зимы 1944 года, получил наш бригадир Витюша Рыбников, в прошлом военный летчик, письмо из Алма-Аты, от сестры. Отца его тоже посадили по статье 58-10, как я поняла, за то, что он усомнился в справедливости приговора, вынесенного его сыну и заклеймившего его как изменника совсем незаслуженно… Сестра сгоряча осыпала его упреками: вот, мол, не только сам заслужил наказание, но и семью осиротил!
Где Витюша раздобыл хлороформ, так и осталось загадкой. Но ночью, когда в секции, где он жил, все спали, он вылил всю бутылку в кружку и опорожнил залпом. Доза была слишком велика, и его моментально вырвало. Эффект получился неожиданный. Сам он остался жив, но все от этого хлороформа угорели. Не помню, кто первый поднял тревогу…>
Приторный запах хлороформа ударил в нос, и я, бросив беглый взгляд на лежавших (не то мертвых, не то просто без сознания), схватила единственный в этой секции стул и шарахнула им по окну. Стекла разлетелись вдребезги, и образовавшийся сквозняк немного очистил атмосферу. Отравленных хлороформом вытащили на снег.