<Двинулся наш караван в Томск, выполз из ворот, растянулся по еще не проснувшейся улице, поскрипывая мерзлым снегом, окутанный паром от дыхания. Впереди начальник конвоя на коне, затем мы, 11 женщин, потом опять верховой и группа мужчин – 33 человека, а позади двое саней с поклажей и провиантом, охранники... Вдруг далеко позади послышался чей-то вопль.>
Сколько горя было в этом задыхающемся старческом голосе:
– Вася! Соколик родимый! Кормилец мой ненаглядный!
Далеко – прямо целиком, по глубокому снегу бежала старуха.
– Шире шаг! – рявкнул конвоир, видя, что невольно все оглядываются.
Сколько беспомощного отчаяния было в попытке старухи догнать сына! Она размахивала клюкой и не выпускала из рук котомку с передачей. Вот она уже выбралась на дорогу. Но дорога идет в гору. Она уже не кричит. Видно, воздуха не хватает. Расстояние увеличивается. Но она все пытается бежать. Вот она упала. Встала, закружилась на месте и снова упала. Вот она встала и, не подымая торбы с передачей, побрела еще немного, упала и больше не вставала... Пока мы не завернули за стоявшие на отшибе домики, откуда дорога пошла вниз, на лед Оби, мы могли видеть лежащую на дороге темную фигуру. Что с ней? Не выдержало старое сердце? Или просто рыдает и рвет на себе волосы? Встанет? Или замерзнет? И что, собственно говоря, для нее лучше?