«Симулянт»

Работать приходилось с невероятным напряжением, и отнюдь не только физически. Мало того, что нас «хлестали рублем», предъявляя все более и более строгие требования. Например, бревно выбраковывалось и не подлежало оплате, если хоть один сучок можно было прощупать рукой. Сучок должен был быть обрублен заподлицо – как отполированный.

Вдобавок ко всему этому, над нами постоянно висела угроза суда за саботаж по ст. 58, п. 14 УК, если в течение рабочего дня ты почему-либо 20 минут не работал. Хохрин с часами в руках прятался за стволами деревьев и засекал время. Подкрадываться и выслеживать он умел! Его присутствие ощущалось, даже когда его не было, и это доводило людей до истерики. К вечеру мы все теряли контроль над собой: руки и ноги дрожали, зубы стучали и перед глазами все плыло.

   
Запомнился мне такой случай. Как я уже говорила, мы работали втроем: я подготавливала дерево – отгребала снег, обрубала поросль; затем Петр Чохов лучковой пилой валил хлыст. Вслед за тем Афанасьев раскряжевывал его, стараясь выгадать как можно больше бревен высших сортов. Бревно каждого сорта своей, особой длины, и допустимая разница плюс-минус 2 см. После Афанасьева я обрубала сучья со всех сторон заподлицо, ошкуровывала пни и сжигала все «отходы»: сучья, вершины, чурки. Тогда приходил бракеровщик, обмеривал кубатуру бревна, его длину, сорт, и определял, не допустил ли раскряжевщик обмера и не пустил ли бревно низшим сортом? За каждую ошибку – штраф, а за обмер больше 2 см грозит суд по обвинению в саботаже.

Собственно говоря, моя работа была самая каторжная: нужно было всюду поспеть и все успеть, и оплачивалась она до смешного низко, но у Афанасьева дело обстояло не в пример хуже. К вечеру смотреть на него было тяжело. Помню, как однажды он, ломая руки, опустился на пень.

– Фрося, – сквозь слезы взмолился он, – я не могу! Пересчитай ты эти проклятые сантиметры! Три месяца назад Сима родила мне дочку. Хоть бы до весны дотянуть – сходить в Каригод посмотреть на своего ребенка! Засудят, в тюрьму угонят – и не увижу я ее. О Боже, Боже! Пожалей мое дитё...

Когда меня судили, то одно из обвинений строилось на доносе, написанном им, в котором он указывал, что я не одобряла распоряжений начальника. Очной ставки, однако, с ним не было: к тому времени Хохрин его уже засадил в тюрьму. Успел ли он повидать свою дочку, не знаю.

Разумеется, при таких условиях работы травматизм был весьма высок. И остается лишь удивляться, что он не был еще выше. Должно быть, оттого, что очень уж сжились местные лесорубы с тайгой!

С колхозниками, отбывающими трудгужповинность, дело обстояло хуже. Хотя, казалось бы, должно быть как раз наоборот: они были сравнительно сытые, «на своих харчах», и никто их не подгонял, так как они должны были «закончить урок» и – айда до дому.

   
При мне была убита одна девушка. Многие ей позавидовали, так как смерть ее была легкой: сосновый сук прошил грудь и пригвоздил ее сантиметров на сорок к мерзлой земле. Но тут уже ничего не поделаешь: со смертью спорить не приходится и помочь бедняге оказалось уже невозможно. В другом случае – совсем иное дело: одного крепкого, как бык, колхозника зашибло пачкой (охапкой сучьев, застрявшей на соседнем дереве: ее можно не заметить, и она неожиданно срывается и может нанести тяжелое, порой смертельное, увечье). Череп не рассекло, потому что шапка-ушанка была очень плотной, но теменная кость была вдавлена, и человек был долгое время без сознания. В глубоком обмороке он пролежал минут 35-40, затем открыл глаза, но ни на что не реагировал. Потом – судороги, рвота и опять обморок.

Нет! Этому трудно поверить, но было именно так: Хохрин приказал ему работать. При сотрясении мозга, даже незначительном, если человек был без сознания минуту или меньше, первое, что необходимо пострадавшему, – это покой. Но Хохрин бубнил свое:

– Солдаты на фронте... Мы фашистов унистожим...

Человек подчинился, попытался работать. Домой его привели. Верней – приволокли. Медсестре Оле Поповой Хохрин приказал:

– Освобождения не давать!

Первые день-другой ему, казалось, было не так уж плохо, хотя рвота мучила почти непрерывно. Затем боли начали усиливаться, сознание не возвращалось. Сначала он молча поскрипывал зубами, затем стал стонать, бормотать и под конец – кричать.

   
Возвращаясь с работы в колхозный барак, где мы жили, я уже издалека слышала:

– Головушка... За что? За что?.. Головушка...

Монотонно и непрерывно. Немного он успокаивался, когда я клала на голову холод. И так сама чуть живая от усталости, ночью, вернувшись с работы, я возилась с больным: меняла и споласкивала пеленки (он мочился непроизвольно), поила его и меняла компресс. Пусть он обречен, но я не могла иначе...

Тут у меня опять произошла крупная коллизия с Хохриным.

Прихожу я однажды с работы. Ох, отдохнуть бы поскорей! Вот сейчас вымою больного, положу лед на голову, он притихнет немного и тогда – спать, спать! Но что это? В бараке темно. В темноте мечется больной:

– Головушка.. О Господи!.. За что?.. Головушка...

В темноте топчутся люди, наталкиваясь друг на друга.

– В чем дело? Почему темно? Где лампа?

– Лампу Хохрин велел отнести в клуб: он проводит собрание.

– Так ведь в клубе есть большая лампа!

– Из клуба лампу Валентина Николаевна забрала: у ее лампы стекло лопнуло.

– Ах так!

И вихрем – в клуб. Куда и усталость делась! Мгновение задержалась на пороге. Ровно столько, чтобы услышать: «...Фашистов мы унистожим...» И твердым шагом – к трибуне.

– Дмитрий Алексеевич! Нам нужна лампа: у нас лежит тяжелобольной.

Немигающие глаза уставились на меня. «Глаза трупа», – подумала я и даже вздрогнула от отвращения.

– Ваш больной – си-му-лянт, – проскрипел он в ответ, – он просто не хочет работать.

– Этот «симулянт» умирает. И умирает оттого, что вынужден был работать с сотрясением мозга и повреждением черепа. Если бы тогда вы не заставили его работать, дали отлежаться, то теперь ему не пришлось бы лечь в могилу! А лампу велите принести из дому: у вас их две.

Я взяла лампу и, не потушив ее, понесла к выходу. «... сорвала важное производственное совещание, оставив зал в темноте», – значилось в доносе Хохрина.



Оставьте свой отзыв в Гостевой книге

Материал сайта можно использовать только с разрешения наследников. Условия получения разрешения.
©2003-2024. Е.А.Керсновская. Наследники (И.М.Чапковский ).
Отправить письмо.

Rambler's Top100 Яндекс.Метрика
тетрадь 3

Вотчина Хохрина

||   1. К месту "вечного поселения" ||   2. Первый враг - комары ||   3. Дети в лесу ||   4. Напарница ||   5. Мы "ходим в гости" ||   6. В Суйге ||   7. Потапка ||   8. Поход за картошкой ||   9. Вольные и ссыльные ||   10. Бесклассовое государство ||   11. "Выстойка" ||   12. Возвращение на Ангу ||   13. Близкое знакомство с русской избой ||   14. Щука и взаимная выручка ||   15. Философия старика Лихачева ||   16. Из Харска в Усть-Тьярм ||   17. "Я так хочу пшенной каши!" ||   18. "Кошки-мышки" со смертью ||   19. "Доклад" агитатора ||   20. Лесосека на Ледиге ||   21. "Крепко о тебе кто-то молится, Фрося!" ||   22. 50 грамм хлеба ||   23. "Пироги" ||   24. Двери столовой отворяются ||   25. День рождения ||   26. Отцовские часы ||   27. Я ни разу не смолчала ||   28. Лидочка и сорок мешков крупы для Красной Армии ||   29. "Нет, не принято!" ||   30. "Симулянт" ||   31. Уму непостижимо! ||   32. Счастливая весть ||   33. Неподготовленная речь стахановца ||   34. Тоpжество Хама ||   35. Заработок со знаком "минус" ||   36. Моя "лебединая песня" ||   37. Вещий сон ||   38. Шаг за шагом иду к концу ||   39. Агония ||   40. Смертный приговор в рассрочку ||   41. Медицина в понятии Хохрина ||   42. Прощеное воскресенье   ||
  п»їтетрадный вариант ||| иллюстрации в тетрадях ||| альбомный вариант (с комментариями) ||| копия альбома ||| самиздат ||| творческое наследие ||| об авторе ||| о проекте ||| гостевая книга -->

По вопросу покупки книги Е. Керсновской обратитесь по форме "Обратной связи"
Присоединиться   Присоединиться