Лейтенант

На пороге парткабинета я остановилась. Никого из шахтеров здесь не оказалось. Лишь какой-то высокий, худощавый полувоенный стоял у стола. На фоне окна он выделялся в виде силуэта. Я не могла себе представить, зачем я ему понадобилась.

– Вы не ошиблись, – сказал он, видя мое замешательство. – Да, это я вас вызвал.

И жестом он мне указал на стул, продолжая стоять.

– Вы давно в шахте? Как работа? Как относятся к вам начальники, товарищи? Нет ли у вас каких-либо жалоб, претензий?

Я скорее удивилась, чем насторожилась. Однако отвечала так, как это делала всегда: с максимальной доброй волей и минимальной осторожностью, так как мне органически претят всякого рода расчет и «прощупывание». Может, это идиосинкразия к малодушию, но я брезгаю надевать личину притворства, сознательно отбрасываю все, чем можно было бы заслониться от ожидаемого удара.

Затем он сел, придвинул к себе довольно-таки объемистую папку и заглянул в свои бумажки.

– В органы государственной безопасности поступили тревожные сигналы о некоторых ваших словах и поступках, и я хочу, чтобы вы со всей откровенностью ответили на все мои вопросы. Вы помните, как-то у вас не совсем хорошо получилось с лотерейными билетами?

– Я за них заплатила наличными, разорвала их на четыре части и вернула товарищу Поликарпову. Да, это было.

– Ну вот, видите! Как это можно назвать? Государственная лотерея – и вдруг вы рвете ее знаки!

– Я их не «вдруг» порвала. Этому предшествовал довольно продолжительный диспут. Билеты мне не предложили взять, а обязали. Я возразила, говоря, что не беру билеты не оттого, что мне жаль денег, и в доказательство того деньги ему дала, а билеты взять отказалась, мотивируя тем, что я принципиально против всякого рода азарта: картежной игры, рулетки и прочих порождений итальянского темперамента. Мечтать о том, чтобы дать пять рублей и получить 35 тысяч, – безнравственно и глупо. Получается, тот, кто выиграл, – подлец, а тот, кто проиграл, – дурак. А я – рабочий. Мой труд оплачивается, и притом хорошо. С моего заработка удерживается налог, и немалый. Таким образом, и я и государство выполняем обоюдно все наши обязательства.

– Так вы говорите, что билеты порвали оттого, что вам их навязывали?

– Безусловно. В нынешнем году насильно их никому не всучивали, и я, чтобы никто не думал, что я скуплюсь, взяла билеты, заплатила за них и, даже не взглянув на номера, отдала их забойщику Пасечнику, дочери которого в этот день исполнялось восемь лет: «На, бери – на счастье девочки!»

– Однако это еще не все. Вы помните... Вы ведь художник, не правда ли?

Я собралась возразить, но он остановил меня жестом и продолжал:

– Вы нарисовали боевой листок. Там изображен ваш участок. Много разбросанного инструмента...

Я силилась вспомнить, какая еще ересь вкралась в один из тех «Крокодилов», на которые я тратила свое свободное время, а иногда и последние листы столь дефицитного ватмана?

– Вы там изобразили... гм... такой нехороший символ. Вообще, как-то так получилось...

Вспомнила! Я изобразила, как все шахтеры нашего участка мечутся по всем забоям в поисках хоть одной исправной шуровки, а горный мастер Матлах объясняет Крокодилу, который явился в качестве общественного инспектора, что у нас так принято.

– Я пририсовала Матлаху свастику и подписала карандашом «Геббельс». Это его кличка.

И я рассказала, почему это сделала.

   
Матлах – это отвратительный тип: трусливый в минуты опасности, лживый и изворотливый; с начальством – подлиза и низкопоклонник; наглый, когда мог себе это позволить. Матлаху всячески мирволил Пищик. Его смена вышла на одно из первых мест исключительно благодаря моей отпалке. Когда надо, я оставалась на час или на два часа по окончании смены, не говоря уж о том, что, не щадя своего здоровья, лезла в газ, не дожидаясь проветривания забоя, и добивалась самого высокого КПД при минимальном расходе взрывчатки, стараясь не повредить крепление. (Это не похвальба. Просто я любила свою работу и душу в нее вкладывала.) Матлах не мог оценить честный труд. Он видел в этом мою слабость и окончательно обнаглел: откладывал отпалку одного, а то и двух забоев на время после окончания смены и требовал, чтобы я работала эти лишних два часа, причем эти требования сопровождал угрозами и дошел до того, что стал разрешать себе похабную брань. Я его осадила и предложила извиниться. Он осыпал меня отборной бранью. Смена уже окончилась, все ушли. Если б не хамство Матлаха, я поработала бы лишних два часа. А так – я ему сказала: «Мое рабочее время истекло. Пусть отпалку производит следующая смена, которая приступит с восьми часов». Уйти на-гора я не могла, так как забой был заряжен. Но и Матлах не имел права уйти. Впрочем, он-то ушел и, воспользовавшись тем, что я осталась в заряженном забое, сочинил такую лживую историю, что сам Геббельс – мастер пропаганды – позеленел бы от зависти! В довершение всего он принудил татарина Фатахова подписаться в качестве «свидетеля». Заварился такой сыр-бор, что всполошилось все высшее начальство комбината. Разумеется, у лжи – короткие ноги, и все это было распутано. Вот тогда-то я в нашей раскомандировке на боевом листке пририсовала Матлаху свастику и надпись «Геббельс».

Конев что-то листал в своей папке. Я – ждала.

– У вас есть знакомые, с которыми вы переписываетесь? Например, на Украине, в Сумах? Есть? Ну так вот. Вы написали такое возмутительное письмо, что они вознегодовали, прислали это письмо органам ГБ. Люди сознательные...

– Вы хотите сказать, что у старушки, которой я написала письмо, оно было выкрадено? Или при перлюстрации задержано? Старушка болеет, чувствует себя несчастной – у нее отобрали пенсию. В свое время она*1**Маргарита Эмилиевна в 1947 г. была старшей сестрой хирургического отделения ЦБЛ.** за мной ухаживала, и, быть может, благодаря ее уходу, у меня не ампутировали ногу. Я пишу ей бодрые, юмористические письма, которые ей поднимают жизненный тонус: подбодрить больного – значит помочь ему побороть болезнь.

– Но отдаете ли вы себе отчет, что умышленно извращаете смысл знаменитой, единственной в своем роде речи, которая является краеугольным камнем целой эпохи и открывает новую эру – эру великой семилетки?!

Я напряженно думала: о каком это, черт возьми, из моих писем идет речь? Лишь услыхав слово «семилетка», я вспомнила!

Конев между тем вынул из папки письмо (Ага! Hе копия и не просто донос, а оригинал! Любопытно, кто это оказался предателем и выкрал все письмо?) и прочел из него несколько отрывков. Ничего там не было криминального, ну абсолютно ничего! Просто в остроумных выражениях я отобразила, какой кавардак образуется в голове у неискушенного слушателя после речи Хрущева, когда добрых пять с половиной часов на голову сыплется целая лавина статистических данных. Счетная машина, и та зарапортовалась бы!

Конев явно старался раскусить меня, хотя в его вопросах и в том, как он реагировал на мои ответы, не было заметно предвзятости. Но если я взята на мушку еще в 1958 году («дело» с билетами лотереи), это значит, что уже третий год они накапливали материалы (папку-то во как разнесло!), чтобы «выступить из тьмы», откуда было легко наблюдать за каждым моим шагом. Так не для того же они столько ждали, как бы ловчее накинуть мне петлю на шею, чтобы ее сегодня снять!

И все же у меня осталось впечатление, что он усомнился в целесообразности расправы надо мной. Оценил ли он искренность и прямодушие (хотя это как раз и есть самые непростительные грехи)? Или он почувствовал разницу между теми пресмыкающимися, которые в страхе извиваются, лишь только видят над собой занесенный каблук, могущий раздавить их самым безжалостным образом, и мной, готовой встретить судьбу с достоинством?

– Мы продолжим разговор завтра в моем кабинете следователя госбезопасности – четвертый этаж, сорок третий кабинет. В два часа дня. Время вас устраивает?

Усмехнувшись, я пожала плечами.

– Это не теща приглашает на блины. Ваши приглашения не принято отклонять.

Он тоже усмехнулся и крепко пожал мне руку. И... пожелал успеха.

Мне отчего-то вспомнился средневековый обычай: перед тем как казнить осужденного, палач преклонял пред ним колени и просил у него прощения.



Оставьте свой отзыв в Гостевой книге

Материал сайта можно использовать только с разрешения наследников. Условия получения разрешения.
©2003-2024. Е.А.Керсновская. Наследники (И.М.Чапковский ).
Отправить письмо.

Rambler's Top100 Яндекс.Метрика
тетрадь 12

Возвращение

||   1. Путешествие в прошлое ||   2. Встреча с Тудосом Ротарем ||   3. В разоренном "родном гнезде" ||   4. Абpикосовое ваpенье ||   5. Без меня меня… похоронили ||   6. Бродить – лучший способ облегчить ожидание ||   7. Одесса-мама могла быть и поласковей со мной ||   8. Колхозное поле мирного времени ||   9. Крымский заповедник ||   10. Дворец для Хрущева ||   11. Прошлогодний маршрут, но в обратном направлении ||   12. Непривычного облика евpеи ||   13. "Бдительность" ||   14. Кто больше испугался? ||   15. О том, как цветущий край превращается в пустыню ||   16. На "воздушном корабле" через Цею ||   17. И здесь заключенные! ||   18. Медицинская помощь телятам ||   19. Hеожиданное интервью с министрами ||   20. Найду ли я свой путь к Бечо? ||   21. Даже Эльбрус можно не узнать ||   22. Ледник и старуха со сливами ||   23. Гора Учба: профиль, фас, вид с тыла ||   24. Грустная судьба зеленого золота Кавказа ||   25. Правила, обязательные для автотранспорта Ингури… ||   26. ...И то, как они выполняются ||   27. Одеяло и его роль в отдыхе трудящихся ||   28. Медународная телеграмма ||   29. Как выслать деньги маме за границу ||   30. Литовец и американские миллионы ||   31. "Двойная жизнь": шахта и мама ||   32. И настал день встречи с мамой... ||   33. Черноморская идиллия ||   34. "Снимите очки, они такие черные!" ||   35. В Ессентуках милиция нас "потеряла" ||   36. "Квартира" в пять квадратных метров, но своя ||   37. Геращенко… и церковь в Норильске ||   38. "Чистый" паспорт ||   39. Корни высших степеней ||   40. "Не в премии дело…" ||   41. Хочу оставить о себе добрую память ||   42. "Трактору не место среди швейных машин!" ||   43. Странный "сюрприз": медицинская комиссия ||   44. Дело Маслова ||   45. Ничего не подозревая… ||   46. Лейтенант ||   47. Старая пластинка ||   48. Сто раз повторенная ложь становится правдой ||   49. В лапах Кошкина ||   50. Почему я не обратилась за помощью к шахте? ||   51. "Тpуд – дело чести, доблести и геpойства" ||   52. То, что я теряю ||   53. Загадываю на любимой книге ||   54. "Справедливости не просят, а требуют!" ||   55. "Гражданская казнь" ||   56. Полковник в своем репертуаре ||   57. Мое "слово" ||   58. Вопросы зала ||   59. Проституированные души ||   60. "Не вы партийная, а она!" ||   61. И это начальник "моей" шахты! ||   62. Ванька улыбается, Ванька ворчит ||   63. Мне казалось, делает подлость лишь тот, кому некого стыдиться ||   64. Старикашка, злой до глупости ||   65. Не все забывают добро ||   66. Иногда и на пирожках можно споткнуться ||   67. "Она не в партии, но от этого партия только прогадала!" ||   68. Тpижды "нет" ||   69. "Проекты", нервотрепка и приговор ||   70. "Спасибо тебе, Антоновна!" ||   71. У "них" осечки не бывает… ||   72. "Не наживайте себе беды, ребята!" ||   73. Предупреждение об опасности ||   74. Бесполезная попытка опровергнуть ложь ||   75. Прощай, шахта! ||   76. Второй ушат помоев ||   77. Облачаюсь в доспехи и бросаю перчатку полковнику ||   78. Если Фемида в очках, а прокурор – в шорах, где же искать правосудия? ||   79. Последняя горсть бисера, рассыпанная мною в кабинете прокурора ||   80. Предела подлости не бывает   ||
  п»їтетрадный вариант ||| иллюстрации в тетрадях ||| альбомный вариант (с комментариями) ||| копия альбома ||| самиздат ||| творческое наследие ||| об авторе ||| о проекте ||| гостевая книга -->

По вопросу покупки книги Е. Керсновской обратитесь по форме "Обратной связи"
Присоединиться   Присоединиться