Рис. к альбому 3. Вкладка 
Бедная девочка приняла мои шубенные рукавицы… за пироги!

(на обороте:)
…отец буквально озверел от голода и поедал весь свой паек сам, а детей кормила мать, худая, болезненного вида женщина, работавшая в конторе уборщицей. Она, как «служащая», получала 450 грамм хлеба и два раза в день по пол-литра супа. Но дети, как «иждивенцы», получали всего по 150 грамм хлеба. На суп они не имели права. Местные «иждивенцы» могли с трудом сводить концы с концами, имея хоть убогое «подсобное хозяйство»: крохотный огородик, коровенку или овцу. Кроме того, они все лето заготовляли грибы, ягоды, орехи, а мальчики, даже самые крохотные, умели рыбачить и ставили «пади» на глухарей. Но положение наших иждивенцев?... О, это был кошмар! Они медленно умирали, и это была ничем не оправданная жестокость!

Девочка – кажется, звали ее Нелли – была очень миловидная, ласковая, хорошо воспитанная, вежливая – тихая и терпеливая.

- Domnisoara Kersnowsky – повторила она, - Может быть, для вас одной слишком много?... Может быть, вы бы… уступили… один из них… нам с сестрой?

- Но… о чем ты? Что уступить? – спросила я, беспомощно озираясь. Девочка смотрела куда-то в сторону, мимо меня, и что-то бормотала: «…они такие большие… я думала… нам с сестрой…»

- Но что же? Я не понимаю…

- Пироги! Они… Может быть, вам одного хватит?

Я повернулась туда, куда взором указывала девочка. И… поняла: на подоконнике лежали – пухлые, коричневые… мои шубенные рукавицы!

- Девочка ты моя милая! Да это же не пироги, а… рукавицы!

- Ах! – на глаза девочки набежали слезы и повисли на ресницах. Вся ея фигурка олицетворяла такое горькое разочарование, что, будь у меня хоть один-единственный пирог, я бы ей его отдала…

Я была голодна. Мучительно голодна. Но ни тогда, ни после – даже на грани голодной смерти, я не испытывала звериного эгоизма…