(Автор этого очерка в газете "Заполярная правда" в 1990-е гг. - Иосиф Шамис -
был в Норильском лагере)
Отрывок из очерка
"Сестра Фрося"... Так звали ее больные, лежавшие в Центральной больнице, что у Куропаточного ручья. Но это не было ее профессией. По специальному образованию она была ветеринарным фельдшером. Общее же образование было завидное. Она знала историю и литературу, несколько европейских языков. И сейчас, не имея практики, она могла бы с помощью словаря справиться со многими иноязычными текстами. Мало того, хотя Пушкин сказал, что «латынь из моды вышла ныне», сестра Фрося знала и по–латыни.
Было ей лет тридцать пять, а, может, немного меньше. Выше среднего (для женщины) роста; подтянутая, сильная фигура; быстрый, приветливый, но гордый взгляд выразительных умных глаз; стремительная походка, – право же, нельзя было пройти мимо, не засмотревшись на нее: она с первого взгляда, как говорили в старину, оставляла впечатление. Только не в том смысле, что вы увидели прекрасную представительницу «слабого» пола, – нет! Она производила впечатление личности – сильный, одухотворенной. Она была энергична и неутомима. Сутки работать и дежурить и остаться еще на день, а то и на второе сутки – отказа с ее стороны никогда не было. Любую работу, не говоря о работе сестры, она могла исполнить. Ночью, в пургу, в тапочках на босу ногу, сестра Фрося в упряжке с мужиком–санитаром могла тащить носилки с ушедшим в «лучший мир» через весь двор – в морг.
Одно время, она, из чистой любознательности, стала работать в морге, помогая патологоанатому при вскрытиях. Была она донором – по доброй воле, – конечно. Получала и вознаграждение, от которого не отказывалась, в виде продуктов: сгущенное молоко (пара баночек), сахар; но себе не оставляла ничего: все отдавала тяжелобольным.
Удивительная была личность cестра Фрося, незаурядная, особенная. Сказывали, что замужем не была, и относится якобы к сему делу без интереса. Это казалось странным, это было необычно, непонятно, вызывало недоумение…
Она была общительна, полна силы, энергии и деятельности; приветливая, скромная, полная любви к страждущему, – словом, это был по–настоящему интеллигентный человек с многими достоинствами. Для полноты портрета этой личности надо добавить, что она терпеть не могла людей корыстных, жадных ко всяким благам, не очень считаясь с этикой, к таким людям она не только не относилась равнодушно, но могла им в глаза показать свое презрение. Она не относилась к тем, которые «к добру и злу постыдно равнодушны», как писал Лермонтов.
Впрочем, ее стихия – делать добро, и это был главным для нее.
...И еще одно, далеко не малое достоинство.
Была зима. Шел к концу новый послевоенный год. Ночь. Сестра Фрося дежурит по терапевтическому отделению больницы. Тишина кругом. Одному из ходячих больных что–то понадобилось и он поплелся в дежурку, дверь которой была приоткрыта. Каково было его удивление, когда он заметил, что сестра занята… рисованием. Больной смутился и решил тихо ретироваться, но сестра Фрося кивком головы показала, что он может остаться. Перед ней на столике была небольшая стопка карточек из серо–белого тонкого картона размером в почтовую открытку, рядом – блюдце с раствором марганцовки, она макала палец и водила им по картонке. Лежал еще черный карандаш – им она, очевидно, наносила контуры рисунка.
В те годы, надо заметить, в Норильске не заводили еще такую «роскошь» как праздничные поздравительные открытки. А тут грядет Новый год, и женщина–врач попросила сестру Фросю сделать несколько открыток для детей; принесла картон, но ни красок, ни цветных карандашей не было. И в ход пошла марганцовка.
Сестра Фрося изображала животных – и какими же она их представляла! У всех ее животных – человеческое выражение глаз…Фросины кони, медведи, лисицы и другие – это живые существа!
Вот Михаил Топтыгин идет на охоту – любо-дорого на него поглядеть. На нем куртка с кушаком, на голове шляпа с веточкой и цветком, на спине рюкзак и ружье за спиной, в зубах трубка дымится. Шагает он по тропе широким шагом – вся его фигура дышит уверенностью, шутка сказать: хозяин леса! А хитрющие глаза он скосил на зрителя…
А вот Михаил взобрался на дерево, спасаясь от комаров; в передних лапах – большой сук, которым он пытается отбиться он них. Тщетно! Она и на дереве его изводят – жалят в самое чувствительное место – нос. Пасть у него разверста, клыки и язык видны, глаза злые, но какой же у него, в целом, жалкий вид! Задние лапы беспомощно свисают, плечи опущены – он уже устал от борьбы, он выдохся; кажется, взор его угасает…
Вот лисичка–сестричка в легком платьице прыгает задними лапками через скакалку, которую держит передними лапками и управляет скакалкой. Право, стоит полюбоваться ею. Она – все грация, а взгляд весело – озорной, какой бывает у оторвавшейся от бдительной бабушки внучки -первоклашки…
А вот еще картина. Околица деревни, лужайка, она перегорожена простой изгородью: редкие жерди – стойки и горизонтально укрепленные на них длинные жерди – слеги. По обе стороны изгороди – две лошадки; разной масти, очевидно разнополые. Они совсем молоды. Все в них стройно, от копыт с бабками до красивых ноздрей и чутких ушей. Великолепные из головы покоятся друг у друга на изящно изогнутых шеях. Стоят, искоса глядят на зрителя. Но для чего же они встретились, что хотят друг от друга? Этого не определить, а художник прямо не открыл нам истины. Мирная картинка? Может, художник просто показал человеку красоту творения природы: нате, полюбуйтесь, наслаждайтесь видом братьев своих меньших?
Удивительные рисунки! В дальнейшем у сестры Фроси появились цветные карандаши и даже акварельные краски – еще живее выглядели ее зверушки.
Открытки она дарила взрослым для детей, она доставляли им радость, особенно многим из них, которые, живя в Нортильске, были лишены возможности видеть живых животных. Одна маленькая девочка поехала с мамой на отдых вверх по реке за полтора тысячи километров, увидела живого петуха и так растерялась, что поспешила спряталась за мамину юбку…
Спасибо этому чудесному художнику!
Кое-кто расплачивался за открытки (той же сгущенкой, сахаром), и, как в случаях с донорством, сестра Фрося не отказывалась он гонорара, потому что не для себя она соглашалась брать эти даяния: она тут же отправлялась в палаты к тяжелобольным, неся им угощение.
Да, совершенно бескорыстной была Сестра Фрося – человек, художник.
