Было несколько писем людей с коммунистическим мировоззрением. Один человек прислал вырезку из "Огонька", перечеркнутую красным карандашом, с надписью "Ложь".

Выборочная подборка откликов читателей на выход в 1990 году рисунков Е. А. Керсновской с очерком о ее жизни в журнале "Огонек" и публикацию первых четырех тетрадей ее книги под заголовком "Наскальная живопись" в журнале "Знамя" дает представление о характере откликов в целом.

* * *
Уважаемая Евфросиния Антоновна! Нас поразило Ваше мужество и благородство в совершенно бесчеловечной жизни. Я хотела бы, чтобы Ваша книга стала такой же книгой воспитания, как и "Робинзон Крузо", хотя он жил на безлюдной земле, а Вы на бесчеловечной...
Сталина

Пройти такой путь и сохранить человеческий образ мог только исключительный человек.
Ю. Н. Авсюк, Москва

Дорогая Евфросиния Керсновская! Верю каждому вашему слову, полюбила вас, хочется вам поклониться в ноги. Спасибо, что вы себя сохранили и сумели рассказать в прекрасной художественной форме о своих и людских страданиях.
Л. А. Белобородова, пенсионер, г. Лениногорск ТАССР

Это удивительное описание нормальной человеческой жизни среди абсурда. Какая наблюдательность, какое внимание к миру и людям в жутких условиях выживания! Очень редко в воспоминаниях женщины главным является не она...
И еще мне хочется свидетельствовать ее правдивость. В 1945 году шестилетней девочкой меня привезли в любимые до сих пор Сороки, и жила я в том самом доме Алейникова, о котором пишет Фрося. Удивительным образом передана аура этого города. Поэтому столь глубокое впечатление производит и все остальное.
И. М. Давыдова, г. Ленинград

Я бессарабка из Анкермана, и я для меня и моей семьи ночь под 13 июня 1941 года была "Варфоломеевской ночью". Бедные мои бессарабцы, сколько же вас осталось в казахских степях и в сибирских просторах! Нашему вагону повезло, так как я, выходя из дома, несла на одной руке трехлетнего сына, а в другой горшочек, который пригодился и детям, и взрослым... В ваших воспоминаниях тоже есть мать с ребенком в вагоне и какой-то человек с горшком. На вопрос "где наши мужчины?" нам тоже ответили, что поехали вперед приготовить нам квартиры. Часто вспоминали мы эти слова, когда оставили нас в ковыльных степях Казахстана, в колхозе. Я была тогда молода, так же, как и Вы, верила в справедливость и что правда восторжествует. Жила ради сына и встречи с мужем. Я нашла его. Судя по тому, как ко мне посыпались письма от знакомых и незнакомых мужчин, мое письмо было первой ласточкой в Ивдельских лагерях Свердловской области. По мере возможности находила их семьи. А мужа не дождалась, он умер от истощения в июле 1945-го. Его статья не подлежала актации, все мои хлопоты остались безрезультатны. Позднее получила справку о его реабилитации из-за отсутствия состава преступления. А человека нет.
Я все ждала, что должен же кто-то написать и о нас, бессарабцах. Нашу боль и обиду. Собиралась сама написать, не знала куда, да и лишена дара речи. Спасибо Вам большое. Я понимаю, что писать, снова пережить пережитое, — нелегко. Я читала и волновалась, ведь это и моя боль, и сказала сыну, чтобы он прочитал, так это не только ваша, моя, но частично и его биография.
Низко кланяюсь Вам, обнимаю и прижимаю к своей груди, чтобы мы обе почувствовали тепло наших сердец.
А. К. Исаева, по первому мужу (мученику) — Гроссу, рожденная Порумбеску, г. Ростов-на-Дону

Все это чудовищно, но правдиво.
О. Н. Козьменко, с. Бурла Алтайского края

Потрясающий документ эпохи и обвинение системе. Спасибо автору за память и труд.
Л. Н. Лукьянова, г. Киев
Спасибо тем неведомым мне силам, которые сохранили эту талантливую (может, даже гениальную!) женщину. Моей семьи не коснулось то лихолетье, однако знать и видеть пришлось многое. Первое — это арестованные учителя, самые лучшие, самые любимые. Позже я узнавала о судьбе отцов моих сокурсников. Мои осознанные переживания начались после ХХ съезда. Хотелось знать больше, а нас держали сначала на минимуме, затем вообще все замалчивалось. Некоторые говорили, что ничего не было. Я не сдавалась и говорила: "Этого утаить нельзя. Все равно будет известно человечеству, что пережили эти люди. Пусть через пятьдесят, пусть через сто лет!" Теперь говорят, что надоело об этом читать. Нет, надо осмысливать прошлое, чтобы бороться за будущее.
Л. Д. Леонова, г. Калининград Московской области

Дорогая Евфросиния Антоновна! Я читала много мемуаров о тех временах, но ничего подобного не встречала. Как Вы смогли ничего не принять чуждого, советского? Это ведь не удавалось, по-моему, никому. Как Вам удалось сохранить понимание, что есть добро, что такое хорошо и что такое плохо? Как Вы не заразились общим тогда и на многие годы пониманием всеобщего вранья? Как Вам удалось смотреть на все такими ясными, добрыми, удивленными и любопытными ко всему глазами? Я понимаю, что Вам помогала вера и воспитание в естественных нормальных условиях, но ведь другие люди не смогли себя сохранить. Конечно, это талант, дар Божий. Ваши свидетельства необыкновенно важны. Для меня основное, что дух побеждает.
Н. Литвинова, г. Москва

Мне стыдно за государство, растоптавшее немилосердно людские судьбы и жизни. И я восхищена тем, что вся мощь и тяжесть государства не смогла сломить свободолюбивую душу Е. Керсновской. В любых, самых бесчеловечных обстоятельствах она сумела быть сама собою, то есть Человеком, а не рабом.
В. Шакина, г. Тюмень-2

Прочитала и почувствовала облегчение на душе. Образно говоря, свеча зажглась в длинном и темном коридоре от 1929-го до 2000 года. Теперь я смогу ответить на вопрос внучек моих: "Бабушка, а ты веришь в Бога?"
Ф. П. Абаимова, г. Уфа

Не каждый мужчина выдержит испытания, которые довелось пройти этой прекрасной женщине.
В. В. Антонов, пос. Абатский Тюменской области

Этот уникальный документ надо хранить вечно. Особенно важно, чтобы с воспоминаниями Керсновской ознакомились поляки, которых тоже задел сталинский геноцид и в связи с этим у некоторых появились признаки русофобии. По-моему, этот авторепортаж учит подлинному интернационационализму.
Тадеуш Бартошевич, Польша

Керсновская — это несгибаемый, исстрадавшийся, чудом выживший герой нашего времени! Ведь 20 лет такого труда в неслыханных условиях — это равно чуть ли не 50-ти годам стажа в нормальных жизненных условиях. От имени ленинградцев, чудом выживших в блокаду, поблагодарите Е. Керсновскую за то, что она, имея огромнейшую силу воли, смогла донести до нас трагедию людей ХХ века, миллионными жертвами павшими в лагерях.
Л.К Вишневская, ленинградка

Глубокоуважаемая Евфросиния Антоновна! Позвольте низко поклониться Вам за Вашу замечательную повесть о своей жизни. Уж не знаю, можно ли низко поклониться с чувством скорби и уважения самой Вашей судьбе, но пережитые Вами годы советской оккупации, а затем тюрьмы, ссылки, скитаний поднимают Вас на недосягаемую высоту. Чистота Вашей души, доброе отношение к человеку, Ваш ум, мужество, уважение к труду, вера в честность сделали Вас как бы героем наших дней. Вот чьим именем следовало бы называть улицы, вот чьими словами надо воспитывать молодежь. Теперь в моей жизни Вы будете навсегда, уважение к Вам передам сыновьям..
А. П. Ершова, занимаюсь "странными" проблемами воспитания школьников средствами театрального искусства, г. Москва

Неужели в наше время есть люди, подобные Евфросинии Антоновне, люди, имеющие одни высшие человеческие достоинства?
Т. П. Иванова, г. Челябинск

Судьба Евфросинии переворачивает душу. Считаю, что таких, как она, нужно возводить в лик святых. Страдания окружающих ее людей и свои собственные она переносила, как Христос, они были для нее неразделимы. Почему ее чистая святая душа перенесла столько трагизма, которого бы хватило на сто жизней? Неужели для того, чтобы окружающие сверяли свою совесть с эталоном?
Е. А. Книгиевская, г. Ростов-на-Дону

Жизнь Евфросинии можно сравнить с живым родником, который должен был погибнуть от руки палачей, губителей всего живого. Загоняли в тупик этот светлый родник, но он не умирал, а продолжал бороться за право жить по своим законам правды. И сейчас журчит этот прозрачный святой источник, и хочется прикоснуться к нему, чтобы понять сущность происходившего и происходящего.
Ф. И. Колотушкин, г. Калуга

Спасибо за большую радость понимания беспредельности подвига человеческого духа. Творение этой женщины для нас запомнится как большой политический праздник душевного обогащения. Это же невиданное чудо, великое творение, равное труду древнегреческого Гомера...
А. Ф. Кореневская, С. Р. Кореневский, рабочие, живем в Смоленске

Я до сих пор не могу отойти от потрясения и не могу поверить, что это все у нас в стране. Это же невозможно такое вынести физически и морально — не день, не два, а годы. Мне кажется, что ее жизнь и стойкость — это подвиг жизни. И как же все-таки противно чувствовать и пожинать уроки прошлого. Как можно было закопать такого большого человека, Человека с большой буквы, в лагеря, и ведь там были сотни таких великих умов. Это же потогонная система на выживание.
Краснолобова, г. Красноярск

Хочу написать этой мужественной женщине благодарность за ее книгу о страшных судьбах нашего народа, в частности женщин и детей. Женщина — это продолжение рода человеческого, она не должна ни при каких обстоятельствах власти быть так унижена.
П. С. Майборода, пенсионер, г. Чернигов, Украина

Эта светлая женщина, пройдя через ад, осталась человеком.
Г. П. Марулнишин, с. Молодежное Одесской области

Бог отпустил Вам, дорогая Евфросиния Антоновна, очень щедро, здоровья, ума, таланта, трудолюбия и долгую жизнь, а страданий отпустил сверх меры, но и дал жизнь для рассказа, то есть для создания книги и даже не посеял в честнейшем Вашем сердце недоверия к людям (ну разве можно было показывать паспорт?!)
Никитина, г. Носибирск

Я, конечно, не могу судить о сталинском времени, потому что мне сейчас 25 лет. А где гарантия, что такое не повториться или не повторяется? Раньше, лет пять назад, я гордилась, что родилась и живу в Советском Союзе, а сейчас мне хочется плакать, закрыв лицо руками, мне стыдно, горько, страшно. "А правда вечна. Но иногда эта правда ужасна. Может, такую лучше вычеркнуть из памяти? Но что тогда останется? Ложь, только ложь!" Как же ты права, Евфросиния...
Ф. Р. Рахметова, г. Талгорск Алма-Атинской области

Наконец-то в литературе советского периода появится не ходульный, а настоящий положительный герой.
И. М. Стеблин-Каменский, г. Ленинград

На одной из напечатанных картинок в "Огоньке" изображен "ночной шмон" и подпись: "...Рядом со мной, едва держась на ногах, стоит несчастная немка, умирающая от чахотки..." Дело в том, что где-то в лагерях погибла моя мать. Она была немка Я знаю, что у нее были больные легкие. Как бы узнать имя этой женщины? Я ведь о своей матери почти ничего не знаю, где умерла, в каком лагере, это ведь до сих пор тайна. Мне прислали, что умерла в местах заключения 21 окт. 1943 г. Возможно, правда, возможно, ложь. Прислали и справку о реабилитации. Вот и все. А вдруг это моя мама, то я хоть буду знать, в каком районе страны ее могила.
М.С., г. Ялта

Невероятное мужество, стойкость и талант этой удивительнейшей женщины потрясают. Сердце разрывается от боли, когда глядишь на ее рисунки, живое свидетельство ужаса лагерей, через которые прошли миллионы лучших людей нашей страны. Как могла она сохранить свою душу, свой талант, когда вся машина смерти была направлена на физическое и моральное уничтожение людей?
После опубликования в печати разоблачительных материалов о злодеяниях сталинской клики страна содрогнулась. Ей бы встать на колени и просить прощения у этих людей. Но этого не случилось.
В. Черняева, г. Ленинград

Совершенно необходимо опубликовать созданный Керсновской материал. В чем его величайшая ценность? Это историческая картина из первых рук. Это сильнейший воспитательный материал для подъема духовности, веры в силу добра в тех, кто сейчас еще пешком под стол ходит, чтобы хоть они выросли свободными. В этом отношении материал силен своей невыдуманностью, живым примером. Это интересно в художественном отношении, как текст, так и иллюстрации. Полная достойная публикация была бы лучшим памятником миллионам замученных, чьи души орали от отчаяния, а их не слышали, забыли.
О. А. Чусовитин, г. Невьянск Свердловской области

Бесценный труд Керсновской стал достоянием всего человечества как документ светской "цивилизации" и советского образа жизни. Верю, что ее миссия на Земле была предопределена, и она это сама чувствует. Безграничны духовные силы, благодаря которым она вынесла не день, не неделю, а 20 лет. Восторжествовавшая великомученица! Потом написала обо всем так талантливо, так выпукло и панорамно, что диву даешься. Именно ее не сломила система. Подумать только, как сохранилась душа, сумевшая эту систему (скрытную, бронированную, но завернутую в такую конфетную обертку, что одурманивала на протяжении семидесяти лет лучшие честные умы во всем мире) вскрыть острым скальпелем, как злокачественную опухоль, и сделать это так изящно, с юмором и легкостью здорового духа!
Из этой книги молодые папы и мамы узнают, что значат для ребенка родители добрые, образованные, гуманные. Ведь выжила Евфросиния Антоновна и победила, прошла через ад с верой в жизнь, которую привили ей дома. Веря в то, что Бог в нас, она надеялась на себя, но где-то в глубине души всегда опиралась на родительскую любовь.
Я сама уроженка г. Болграда, что тоже принадлежит к Южной Бессарабии, город был построен болгарами, получившими от правительства царской России право на переселение в период русско-турецких войн. С 1918 года, когда Бессарабия была отнята Румынией, до 1940 года болгары ждали освобождения, считали Россию своей родиной. Но после голода 1946-1947 года была насильственная коллективизация, и потом в последней переписи населения СССР (закрытой!) на Алтае были обнаружены целые колхозы или совхозы чисто болгарского населения. Этнографы, наивные люди, спрашивали, когда болгары колонизировали эти края, ведь из истории переселения болгар в Россию об этом ничего не известно...
Впечатления от публикаций в журналах "Огонек" и "Знамя", связанных с пережитым Керсновской, очень глубокое. Ее талант быть человеком потрясает. Теперь я поняла, что целование руки не пустой ритуал. Хочется поцеловать руку Евфросинии Антоновны — руку, послушную ее светлому разуму.
 

Е. С. Юрлова,
старший научный сотрудник Центра индийских исследований Института востоковедения АН СССР,  г. Москва

Письмо Е.Л. Барзаха в редакцию журнала «Знамя»
Молдавская ССР, г. Кишинев 

  Уважаемая редакция!
Вся наша семья была очень взволнована и обрадована публикацией в номерах 3, 4, 5 вашего журнала за 1990 год воспоминаний Е.А. Керсновской «Наскальная живопись». Дело в том, что мои родители в 1941 году были репрессированы из молдавского города Сороки в Сибирь вместе с Е.А. Керсновской. И если на семью моей матери она как-то не обратила особого внимания, то зато семья моего отца (тогда – мальчик Лева) и деда (Барзах Мейер) проходит на странице 85 среди тех, кого она запомнила на первом месте. В журнале «Огонек» № 3 за 1990 год я читал насчет Е.А. Керсновской, что она последние годы жила в Ессентуках, в 1988 году перенесла инсульт, да и возраст уже за восемьдесят лет. Поэтому мы хотели обратиться к тому, кто представил это произведение для публикации. Нас, в частности, интересует, во-первых, жива ли теперь Е.А. Керсновская, и сможет ли она ответить на письмо, во-вторых, будет ли издана книга «Наскальная живопись», если да, то когда.
Дело в том, что во второй части произведения, опубликованной в журнале «Знамя» № 4 за 1990 год, при описании семьи моего деда, а также его самого автор допустила некоторые неточности. И если часть первая в журнале № 3 мои родители читали с удовольствием, и были очень растроганы, как очевидцы всех этих событий, то при чтении части второй в журнале № 4 они были возмущены некоторыми характеристиками, касающимися моего деда и кое-кого из членов его семьи, и хотели написать опровержение в ваш журнал. Я же на эти вещи смотрю более трезво, поэтому попытаюсь кое-что объяснить или уточнить, а уже автор или редактор произведения «Наскальная живопись», если оно когда-нибудь будет издано, должен решить, что исправить, а что оставить в таком виде, как опубликовано сейчас.
Дело в том, что я родился в 1952 году в сибирском селе Молчаново Томской области (которое также упоминается в произведении), то есть в месте ссылки моих родителей, и, естественно, меня еще на свете не было, когда происходили описанные события начала сороковых годов. Тем не менее, я хорошо знал некоторых людей из тех, кого Е.А. Керсновская запомнила и описала на стр. 85 № 4 за 1990 год, в частности, тех, кто упомянут под первыми тремя номерами на данной странице.
Все-таки, несмотря на все перенесенные лишения и невзгоды, Барзах Мейер с семьей, а также Цую Николай Георгиевич (№ 3) с семьей возвратились в сентябре 1956 года в Молдавию. Цую Н.Г. возвратился в город Сороки, где жил, и в конце 70-х годов умер в возрасте 81 года. Мой дедушка, Барзах Мейер, возвратился в 1956 году в город Кишинев, где еще работал, и умер в 1976 году в возрасте 76 лет. Брат дедушки, Барзах Даниил, 1903 г.р., остался с семьей в городе Томске, где в этом году, пожалуй, единственный из старшего поколения, которое упоминается в произведении, ознакомился с «Наскальной живописью», и в целом подтвердил достоверность воспоминаний.
Я также не хочу обвинять Е.А. Керсновскую в умышленном искажении фактов, потому что она, видно, верующий человек, и, кроме того, писала через двадцать пять лет после описываемых событий, а теперь прошло еще двадцать пять лет после написания. Поэтому будем считать, что она просто кое-что неумышленно перепутала, и пусть автор публикации или редактор решают, что нужно оставить, а что изменить.
Да, действительно, Барзах Мейер ехал с женой, старухой матерью, сыном-подростком Левой (это мой отец, ныне известный не только в Молдавии, но и в других союзных республиках, как организатор пионерских слетов – учитель музыки Лев Миронович (Меерович) Барзах), дочку, правда, звали не Белла, а Броня (первая буква совпадает). То, что жена Мейера была болезненной, можно допустить, но то, что она была рыхлой, не соответствует действительности, так как я хорошо знал свою бабушку в течение двадцати лет, и она была из тех людей, которые, сколько бы ни ели, всегда остаются худыми, а, насколько я знаю, в русском языке «рыхлая» значит «полная». Керсновская могла перепутать ее со старухой матерью, которая по описаниям была полной. Я думаю, что в данном случае нужно просто слово «рыхлая» убрать из текста на страницах 85 и 123.
За то, что Керсновская Е.А. посвятила на странице 123 часть главы описаниям моего дедушки, я лично ей очень признателен. Но при этом она, на мой взгляд – неумышленно, кое-что перепутала и представила некоторые данные и характеристики так, что вызвала возмущение у моего отца, который здесь упоминается (Лева), и был непосредственным свидетелем описываемых событий. Дело в том, что Мейер не был владельцем обувного магазина, а имел мелкий продуктовый магазин, но, действительно, в Сороках два его брата, которые еще раньше были отправлены без семей в лагеря ГУЛАГа, и которых уже давно нет в живых, имели лучший в городе обувной магазин. И Керсновская Е.А., которая в свое время, видимо, сталкивалась со всеми братьями, в данном случае просто перепутала. Поэтому все рассуждения на странице 123 насчет обуви являются недействительными, то же самое касается и денег (хотя здесь Керсновская пишет – наверное), потому что семью деда подняли и увезли ночью, и они ничего не успели с собой захватить. Ну, и конечно, моего отца оскорбила характеристика деда на странице 123: «…толстого, плешивого, с дряблой мускулатурой…», потому что дед был полный интересный мужчина (такого типа, как Брежнев Л.И., - чтобы вы себе примерно представили – тут, я думаю, слово «плешивый» не подходит), хотя за описываемый период он похудел вдвое, и одежда на нем висела. Тем не менее, в своем магазине до ссылки он обычно работал сам с утра до ночи, и был приучен к физическому труду, поэтому в ссылке в Сибири, по рассказам отца, дед тащил по два тяжелых мешка одновременно, чтобы заработать два пайка – за себя и сына-подростка, который не мог поднять свой мешок. Так что, видимо, из этой характеристики на странице 123 разве что слово «толстый» можно оставить. А вот то, что он унижался перед Хохриным, я лично могу допустить, потому что дед был хороший человек, любил свою семью, и, когда возник вопрос жизни и смерти, он, видимо, мог пойти на это.
Таким образом, чтобы не пострадал смысл данного произведения и одновременно убирая вышеуказанные ложные данные, которые автор, видимо, неумышленно перепутала, но в какой-то степени компрометирующие покойного деда, как не соответствующие действительности, я предлагаю на усмотрение автора или редактора следующую трактовку на странице 123, в частности, вместо двух абзацев – один:
«…Как я уже говорила, Барзаха взяли со всей семьей, и ему нужно было прокормить старуху мать, которую он очень трогательно любил, больную жену, двоих малолетних детей и устроить на работу в кузницу четырнадцатилетнего Леву, да и самому устроиться возчиком…» и т.д.
И ниже – слово «плешивый», видимо, надо убрать, а «толстый торговец», видимо, придется оставить, чтоб не терялся художественный смысл.
И, как я уже указывал, на странице 85 также необходимы следующие небольшие изменения под № 1: 1) …с болезненной «балабустой», 2) …дочкой Броней… Кроме того, фамилия пишется Барзах, а не Барзак (на странице 130, кстати, фамилия указана правильно).
Я думаю, что все вышеуказанные поправки не повлияют на смысл данного произведения и в то же время описания будут больше соответствовать действительности. И в качестве послесловия могу Вам сообщить, что мой отец в 1989 году получил бумагу из КГБ с гербовой печатью, где сказано, что Барзах Мейер и все члены его семьи были необоснованно выселены из Молдавии в 1941 году в Сибирь, и в настоящее время реабилитированы.
Если Вас интересует еще какая-либо информация на данную тему, можете обращаться по адресу на конверте.
Нас же интересует, выйдет ли книга или брошюра «Наскальная живопись», и где ее можно будет приобрести. К сожалению, мы не смогли купить журнал «Знамя» № 4 за 1990 год, так что если не намечается в ближайшее время выпуск соответствующей книги или брошюры, сообщите о возможности приобретения данного журнала.
Коротко о себе. Мне 37 лет, работаю инженером на одном из производственных объединений города Кишинева, воспитываю двоих детей.
Жду ответа на мое письмо.
Заранее благодарен
Барзах Е.Л.

  20.06.1990 г.

Т. Ахтман. Отклик очарованного читателя

Признаюсь, я читала рукопись Евфросинии Керсновской с болью... Она показалась мне не «эпизодами», а цельным произведением, – для исторически и культурно зрелого читателя после эпохи Железного Занавеса. Читателя, знающего о катастрофах двадцатого века, о том, что есть Добро и Зло, ищущего в себе Человека... И ещё, этот читатель не желает, чтобы его ребёнок стал жертвой катастрофы... Это послание включает читателя в диалог и требует личного ответа.

Рисунки Керсновской – произведение оригинального художника, они не просты в исполнении. Она не стала бы писать эпические полотна вроде «Герники» Пикассо, иллюстрируя свою рукопись, именно потому, что она Художник – то есть избирательна в средствах.
Творчество Евфросинии Керсновской – исторический документ, художественное сокровище и свидетельство духовного присутствия в Мире.

Госпожа Керсновская создала шедевр в защиту природы нравственности. Пишет не герой или великомученица, смиренница, революционерка, представитель народа, нации, сословия, а человек – одиноким перед Миром. И нет у человека ничего и никого, кроме нравственного закона в душе и поддержки Просвещения. Это исповедь не наивной, а мудрой души. Так читаю её трагическую повесть.

«Я не виновен» – такими словами были исписаны стены тюрем Гулага – каждый из этих людей был рождён для Жизни. Евфросинии промыслом Божьим уготовано было пройти Ад Гулага. Голосом удивительной чистоты и силы она рассказала не только о нравственном падении людей, но и о взлётах души человеческой. Наверное, и великий Данте оценил бы её Дар.

Евфросиния Керсновская – человек Ренессанса. Её жизненная сила в сочетании с художественным даром потрясают и лишают слов. Вместе с тем, она удивительно женственна и трогательна. Такие люди самоценны: естественно созидательны и культурны. Они стремятся к общественной справедливости, к законности. Счастливы те народы и страны, которые умеют принять такого человека.