Может, это ребячество, может, я просто «впадаю в детство», но я решила записывать прочитанные мною книги – и несколько слов о каждой из них, а то иной раз не вспомню, что я читала и о чем речь? 

 

Январь 1959 года

 1. Полковник Петерхаген, «Мятущаяся Совесть».

Название ничего не объясняет: никакой вообще совести не вижу. Был в плену. В русской тюрьме ему понравилось. Попал в Западной Германии в американскую тюрьму. Там – вовсе не понравилось. Он прав: в тюрьме у врагов – не так обидно, как у себя на родине… где хозяйничают «союзника» (или «враги»? – не понять!)

 2. Г. Уэллс, «Россия во Мгле».

Написано в 1920 году. «Мглы» в те поры было везде хоть отбавляй. Уэллс, как Б. Шоу – оригинальничает. Поехал он в Россию с заранее составленным мнением. Это – вроде поездки на острова Фиджи и… во времена французской революции – ея героического периода, периода слова «гражданин», бескорыстной жестокости и пр. Поэтому он видел то, что хотел видеть.

 3. Г. Уэллс, «Остров Рамполь».

Книгу эту написал Уэллс уже глубоким стариком, на краю могилы в 1936 году. В Европе креп и «разбухал» неутолимо-голодный фашизм и много нездоровых «измов». Уэллс чувствовал и предвидел грядущую войну, но в памяти стояла и заслоняла все прошлая 1914-18 г. война – первая война в истории, затронувшая самое Англию, и не только ея карман.

«Укоризна», «Дары друга» - красивые слова, прикрывающие отвратительное людоедство; жизнь без простора, свободы; тупые старцы – законодатели, и, наконец, «мегатерии» - отвратительные вонючие звери, пережившие себя самих, истребляющие все молодые побеги и цветы, не способные ничего родить – все это политические доктрины. А военщина? Глупый вождь, отрезающий юношам уши и заставляющих их маршировать с высунутым языком и задранным подбородком – все это нелепо, как всякая военщина.

 4. Г. Уэллс – «Блэппингтонский»

История хорошего, способного, но слабого мальчика, ставшего сперва неустойчивым юнцом, затем трусливым дезертиром, когда он столкнулся с военными ужасами. Он так запутался во лжи, что нигде не нашел себе места в жизни. Однако через десять лет он оказывается милитаристом, выдает себя за капитана в отставке, и так увлеченно лжет о своих боевых подвигах, что сам уверяет себя, что он – истинный солдат-герой.

 5. Г. Уэллс, «Игрок в Крокет»

Герой – образец самодовольной посредственности. Он со стороны наблюдает, как действует ненависть, недоверье и страх на восприимчивых людей. Идея та, что в современных политиках (дело было в 1936 году) говорит дикое, полуобезьянье начало его «неандертальского предка» - кровожадного, жестокого и боящегося всего – решительно всего. Страх – порождает все пороки, и прежде всего «бдительность» и «жестокость».

 6. Боборыкин, «Китай-Город»

Москва прошлого века. Купечество не ограничивается своими лабазами, а проникает во все сферы: в дипломатию, юстицию, в государственные учреждения, науки… А дворянство – «отживает»: у него остаются «хорошие манеры», предрассудки и тщеславие. Но нет – ни денег, ни уменья их зарабатывать. А кого хвалит, кого ругает – не поймешь.

 

 Февраль

 7. Бальзак, «Шуаны»

Исторически-авантюристический роман. Старается передать общий вид Вандеи в период заключительного этапа борьбы королевских сторонников, поддерживаемых Англией, то есть врагами родины с «последними могиканами» французской революции, которых уже прибирает к рукам Бонапарт, приготовившийся сделать прыжок с консульской трибуны – на императорский престол, чтобы стать Наполеоном.

Но «исторический» конфликт все время сбивается на любовный. Что поделаешь? Бальзак – это Бальзак.

 8. Г. Блок, «Московляне»

Исторический роман-хроника. Как во всех наших исторических романах красной нитью проходит та же идея – будь то речь о Петре I, о Пугачеве, об Иване Грозном, Минине и Пожарском, Разине, Василии III или Владимире Мономахе: каждого из них можно выпустить на трибуну партсьезда, и все они будут говорить, как председатель передового колхоза. Все они понимают «государственную линию» и правильно оценивают международное положение.

Другой «лейтмотив» - это злые бояре и мудрые смерды. А почему бояре и помещики – обязательно злы, а смерды – обязательно мудры – трудно понять.

Что волк ест овцу – это понятно: так было, так будет. Но овца – даже самая сытая – волком не станет. А отчего человек, имущественно обеспеченный, может стать волком – трудно понять. И отчего у голодного и притесненного оказывается мудрость – тоже непонятно. Забитый скот становится жестоким и трусливым; а забитый смерд – сразу становится мудрым и сознательным. Всякий бедняк хочет разбогатеть; ни один богач не мечтает стать нищим. Значит – или быть богатым – хорошо, или… все люди – дураки.

 9. Джеймс Олдридж, «Герой пустынных горизонтов»

Этот «роман» был бы более удачен в виде пьесы. А вообще – довольно натянутый памфлет: каждое выведенное действующее лицо – «лицо собирательное», тип. Каждое создающееся положение – нереально, неестественно. Гордон и его двойник, Зейн: англичанин в бурнусе и араб – в хаки. Англичанин, желающий взорвать нефтепровод; араб, учащий марксизму неграмотных арабов в пещере. Смит… романтик? Механик? Что его привело в пустыню? Что увело от Гордона? Единственная правдоподобная сцена – это спор в шатре Хамида после победы.

Остается открытым вопрос: кто «съест» Зейна?

Будет ли он объявлен «Троцким»… или станет капиталистом? Одно ясно: машина – друг высококультурного человека (и то – не всегда), но для малокультурного, а тем более – дикаря – это жесточайший эксплуататор. Хамиду – верблюд, Гордону – мотоцикл, Фримэну – легковая машина, а Зейну… трудно сказать: его место на свете неясно. На чем бы он не ехал – далеко не уедет.

 10. Дж. Олдридж, «Охотник»

Современные охотники – до некоторой степени анахронизм. Дичь пропадает. Напрасны попытки сохранить ее в заповеднике. Удачна параллель: чахоточный Индеец Боб – и дичь – и того, и других пробуют искусственно разводить – и резервации, и заповедники – увы…

 11. Ганс Шерфиг, «Скорпион»

Весьма остро написанный памфлет на полицию и американцев. Полиции нужно отвлечь внимание публики от двойного убийства четы Шульц – официально торговца фотопринадлежностями, а неофициально – связанного с контрабандой, поощряемой американцами. Так как убийцы – американцы, то, желая обелить себя, полиция, связанная со всеми преступниками – американскими и неамериканскими – коммерческой выгодой, обвиняет в убийстве учителя Карелиуса – наивного, благомыслящего и верящего в справедливость и демократию. Подвергаясь избиению, обману, всем видам несправедливости, Карелиус все равно не может понять ничего, и цепляется за свою веру в закон. А представители закона, как скорпионы, пожирают друг друга. В выигрыше остаются лишь гангстеры-миллионеры. Написано хлестко, но остается непонятным: чем «отвлекать внимание» от газетных сенсаций, не проще ли просто приказать газетам писать лишь одно хорошее о себе самих… и не будет сенсаций, и не будет необходимости скорпионам пожирать друг друга.

 12. Джон Голсуорси, «Остров Фарисеев»

Шелтон влюблен в идеально английскую девушку, Антонию. Но он встречает бродягу бельгийца, Феррана, циника и умницу, помогшего ему разобраться во всем безобразии английского фарисейства, самодовольного, самовлюбленного и тупого «…они, может быть, христиане, но они не могут быть добрыми самаритянами…» Шелтон несчастен оттого, что он сам пропитан всеми английскими фарисейскими добродетелями, но он чувствует, что эти добродетели – хуже пороков. Он – добр и честен, не умеет лгать и ему трудно притворяться. Это и приводит к отчуждению, а затем – и к разрыву с любимой девушкой. Написана книга хорошо, но после пятидесяти лет является анахронизмом.

 13. Ал. Вьюрков, «Рассказы о Старой Москве»

Сборник из двух десятков рассказов. Рассказы были написаны, очевидно, давно, а после революции они были «подмалеваны» - что сразу бросается в глаза. Рассказы можно разделить на три группы: «исторические» (напоминающие сказки, например, «Бабий город»), «бытовые» (обычаи и нравы подонков: воров и проституток) и «революционные» (больше всего из времен 905-го года).

Идея та, что все дворники мечтают попасть в университет, а мастеровые – все как один герои, мечтающие быть повешенными.

 14. Виктор Гюго, «Отверженные»

О сюжете говорить не буду: он слишком известен. Читаю эту книгу не первый раз, и каждый раз рассматриваю ее под иным углом зрения. Сперва, в детстве, меня увлекала фабула и личность Жана Вальжана; затем – исторические, философские отступления; теперь – исключительно рассуждения автора. Далеко не со всем согласна. Идея автора высказана Анжольрасом на баррикаде: «…XIX век – был век великий; ХХ – будет счастливым»… За сим следует утопическое описание a la Чернышевский. Правильный взгляд на «материальную уравниловку»: «надо уничтожить нищету, а не богатство…» Прав, указывая на необходимость уничтожить невежество.

 Март

 15. Георгий Шторм, «Флотоводец Ушаков»

Хорошая книга. За исключением нескольких срывов, написана без «густопсовости». Дает «перспективную картину» исторических событий конца XVIII и начала XIX века, причем довольно беспристрастно.

 16. В. Сафонов, «Люди Великой Мечты»

Книга о Докучаеве, Тимирязеве, Мичурине, Попове и К°… и о Дарвине, Менделе и… Гумбольте. Есть и хорошие, и очень слабые – явно тенденциозные, главы. Автор иногда ломится в открытые двери; иногда путается в том, что ясно. Но, в общем – интересно. Особенно – о Гумбольте.

 17. Эзеринь, «Обед под музыку»

Как все латышские книги, и в этой книге – слишком много ненависти: к богатым… и к русским. К богатым – по причине зависти; к русским – из шовинизма. Но написано интересно.

 18. В. Шишков, «Емельян Пугачев», I часть.

Написано хорошо, исторически обосновано и беспристрастно. Дает правильную картину быта, политических взаимоотношений и, если принять во внимание, что книга написана в 35-39 годах, то даже удивительно, что она – не тенденциозна.

 19. «Литературная Москва», сборник за 1956 год

Самое значительное в сборнике – «Пути и Надежды» Каверина. Написано в характерном для 1956 года тоне: хоть в конце концов торжествует правда, но за это торжество приходится бороться против того, что должно бы помогать, а не мешать: против руководства – научного и партийного, сталкиваясь с чудовищной несправедливостью.

Книга эта – третья часть «Открытой книги»: изобретение пенициллина. Его применение для лечения раневых инфекций во время войны 41-45 годов. О том, что было после ареста Андрея и до его освобождения, то есть с 44 по 54-й год, говорится вскользь. Упора на «перелом» 53-го года – не делается… но – подразумевается.

 Апрель

 20. Галина Николаева, «Битва в пути»

Книга повествует о борьбе инженера Бахирева, специалиста по танкам, пришедшего на тракторный завод. Он увидел, что за ближайшим фасадом (аллея с портретами, цветы, реклама директора Валгана) кроется куча дефектов. Он борется фанатично и разумно, но допускает «дипломатические» ошибки, так как слишком честен для хитрости.

«Отрицательные» герои – очень реальны, жизненны: они таковы, каких много, они – есть; «положительные» - такие, какими они должны быть. Яркими красками нарисован каждый персонаж… но таких красок нет в природе.

Книга – менее резкая, чем Дудинцева «Не хлебом единым», но достоинства ее несомненны, и уж во всяком случае, горизонт шире. Там отражается и колхоз, разные варианты худого и хорошего руководства.

Книга имеет много общего с Каверинской «Открытой книгой» - вернее, третьей ее частью – «Пути и Надежды». Может, это характерно для того, что печатали в 1959 году? Тяжелая борьба бескорыстных и честных людей науки, людей идеи – против косности, недоверья, лжи… Тот же «крестный путь» (но не самого героя, а кого-то из его близких: у Николаевой – Игнат, муж Тины; у Каверина – Андрей, муж Валентины – арест по бессмысленной и несправедливой причине, расстрел (Игнат) или заключение (Андрей), та же непоколебимая вера в партию и конечное торжество.

 21. Петр Погодин, «Сонет Петрарки»

Платоническая любовь коммуниста Суходолова к девушке Майе. Она для него – песня, подснежник, а она – девушка, по его письмам в него влюбившаяся. У Суходолова вульгарная жена. Парторг – тупой мещанин-начетчик, Доронин. Клара – подруга Майи – такая же дура, как парторг. Хороший тип – приятель Суходолова, Петр Михайлович, коммунист.

 22. Иван Катаев, «Под чистыми звездами»

Это – вроде «Записок Охотника»… только происходит в 1936 году в Алтае. То же описание природы, те же «картинки из крестьянской жизни»… только правда – не та. Бригадирша Аполлинария и Тишка соревнуются, стогуя сено. Приезжает кинопередвижка. Ночью случайно подслушан разговор Аполлинарии и Тишки, из которого видно, что А. – беременна, а Тишка – мятущаяся душа, мечтающая учиться. Все – неискренно.

 23. Юрий Нагибин, «Хазарский орнамент»

Разумеется, хазарский орнамент тут не при чем: разговор идет… о Мещере, о лесной и болотистой глуши, так близко от Москвы… и так далеко от цивилизации. Посмотришь: речь идет об обеднении лесов и рек дичью и рыбой, в результате браконьерства, а присмотришься – камушек в огород колхозного, а главным образом – районного руководства.

 24. Николай Жданов, «Поездка на Родину»

Некий сравнительно высокопоставленный служащий Варыгин узнает о смерти матери где-то в деревне и едет на похороны. На родине он давно не был, стал совсем чужой. Некоторое угрызение совести, что не навестил мать: все на курортах отдыхал, а мать в нищете жила, на 35 рублей от аренды своей избы под акушерский пункт. Люди все забитые, придавленные нуждой и несправедливостью, но безропотно-покорные. Было бы немножко хлеба; раз в год – сахар привезут в лавку… Кто как живут… После похорон уехал, но чувство какой-то вины осталось.

 25. Николай Чуковский, «Бродяга»

Повесть о Мише – сыне богатого рыботорговца-кулака. Во время войны 1914 года он сперва отлынивал от военной службы, отец «откупал» - затем устроили его сперва писарем, затем – по интендантской части, где он пристрастился воровать и спекулировать.

В начале революции бежал за границу. Продолжал спекулировать. Наконец из Персии привез ворованные «подарки» - одежду, что Америка присылала для эмигрантов, и думал их продать в Тифлисе. Но там к власти пришли большевики, и его вагоны с одеждой угнали. Он потерял все и вернулся к отцу, который, овдовев, вновь женился и пристроился в Петрограде, где с началом НЭПа вновь начали торговать рыбой.

Миши – типичный паразит. Он даже для себя не захотел работать. Отец, чтобы избавиться от дармоеда, заплатил контрабандистам, чтобы его доставили в Финляндию.

Миша соблазнил свою мачеху. Затем обманул отца, чтобы тот не знал, когда он едет; обманул и мачеху – будто хочет взять ее с собой, а сам просто украл ее брильянтовые серьги и уехал. Контрабандист его перевез… и застрелил. Но брильянтовых серег так и не обнаружил.

 26. Евгений Босняцкий и Алексей Корбицин, «Жизнь в рассрочку»

Дело происходит в Мексике: безработица, бедность, эксплуатация, безнравственное правительство.

Торговая фирма продает в рассрочку все, что может пожелать небогатый человек… а затем отбирает у неплатежеспособных. Причина разврата – американцы.

 27. Сергей Бондарин, «Духовный диспут»

Первые пореволюционные годы: сбор продналога и землемерные работы. Враждебность мужиков. Их подстрекает некий монах-расстрига Иннокентий, являющийся на тачанке, запряженной тройкой коней, как «Святой Илья».

И вот – «диспут» между мальчишкой-землемером и «пророком». Землемер победил. Пророк – умчался. А мужики сдали свой хлеб.

 

28. Борис Ямпольский, «Рассказы о зверях и птицах»

Очень образно и остроумно, в нескольких штрихах описывает зверей и птиц в Зоопарке: индюк, дикобраз, верблюд, макаки, слоны, фазаны, все прочие очень хорошо изображены.

 29. Ефим Дорош, «Деревенский дневник»

С большим чувством, правдивостью… и болью написаны очерки о жизни колхозной деревни и заштатного городка неподалеку от Москвы… но так от нея далеко по существу. Автор изменил все названия. Иначе – это был бы не очерк, а обвинительный акт. Выведены очень жизненные типы.

Андрей Владимирович – мелиоратор, работающий на осушке болот и использовании ила для удобрения; Николай Леонидович – председатель колхоза – честнейший труженик, скромный и справедливый; Наталия Кузьминична – толковая, рассудительная крестьянка; Иван Федосеевич – соседний председатель – очень деятельный и предприимчивый организатор. Описывает жизнь и деятельность этих весьма ценных людей… и все, с чем им приходится бороться: бюрократизм, ложь, обман, нищета и дурное руководство сверху. Сколько возможностей! И как они губятся… Можно было бы создать жизнь… а организуется лишь непосильное мучение, которое могут преодолеть только такие выносливые и непритязательные люди, как русские мужики. Тяжела доля колхозника! Особенно – женщины…

 30. С. Синельников, «Потворство»

Заводская жизнь. Не с рекламного плаката, а настоящая. Алкоголизм и его влияние на людей, а таким путем – на семью, завод, на работу. Яковлев пьянствует и избивает жену. Началось с того, что его, как «стахановца», избаловали; пьянствует пенсионер Шишкин, некогда весьма многообещающий, но постепенно опустившийся и потерявший все свои способности. Сизых – сталевар: был гордостью, а стал – позором своего цеха.

Правильно показана причина бедствия и ошибки, его увеличивающие. Концовка благополучная: профсоюз добивается того, что все получают по заслугам.

 31. И. Зыков, «Шумят леса»

Талантливая попытка доказать, что белое – черное. Неубедительно. Своими глазами вижу, как уничтожают – притом нелепо уничтожают – лес, а с ним и молодняк, и почву, и источники, и пробует доказать, что от этого лес лишь выигрывает. Надо вырубить. Иначе – сам умрет. Люди тоже умирают. Но – не сразу же! Разве лучше: убить население целого города, кроме младенцев? А вед лес рубят, уничтожая, повторяю, и «младенцев», и даже почву (в горных лесах). Хищничество и безобразие стараются оправдать, так как стране нужна древесина. А что, когда нужно мясо, то можно сразу зарезать все стадо? Где жадность – не жди чего-либо разумного… а тем более прекрасного.

 32. А. Крон, «Заметки писателя»

Попытка вырваться на свежий воздух из душной атмосферы «культа личности». «…Там, где есть культ, научная мысль вынуждена отступать перед слепой верой, творчество – перед догмой… Культ порождает иерархию служителей культа – божеству нужны угодники и святители… Даже культовое обожествление Народа с большой буквы имеет свою оборотную сторону – оно принижает отдельного человека…» Очень здравые суждения, но…

 Май

 33. Лион Фейхтвангер «Мудрость чудака»

О последних годах Ж. Ж. Руссо, его смерти и событиях, последовавших вскоре после того: в Америке – освободительная война; во Франции – Революция. Хорошо и логично описаны события и неизбежность движения лавины, тронувшейся с гор.

 34. Шишков, «Емельян Пугачев», часть вторая.

Слабее первой части. Те же достоинства… и те же недостатки. Неправдоподобно идеализирована психика банды: где на первом месте грабеж (даже вызванный справедливым негодованием) – там нет осмысленной дисциплины… а тем более государственной идеи.

 35. Альфредо Гравина, «Границы, открытые ветру»

Рассказ о скотоводческих латифундиях Уругвая: жестокость и бездумье помещика, злоупотребления надсмотрщика и слуги-«пеоны», живущие и работающие хуже, чем рабы, и притом разлученные с семьями. Голод, нужда, бесправие… И все же пеоны организуются и дают отпор помещикам. Все это происходит на фоне Северо-Американского капитала, вытесняющего английский. Пеоны, несмотря на нужду, обладают многими достоинствами. Особенно красочна фигура старика Лорены, которому больше восьмидесяти лет и который как бы олицетворяет историю Уругвая и прошлое храбрых гаучо.

 37. Эптон Синклэр, «100%»

Книга имеет много общего со «Скорпионами» Ганса Шерфига, разоблачает продажность полиции и жестокость ее методов. Только «Скорпионы» – памфлет, написанный после Второй Мировой Войны и явно утрированный, а «100%» - в 20-м году, то есть после Первой Мировой Войны и, хотя и смахивает на памфлет, но все же это – очерк, и притом довольно правдоподобный. Его герой – мелкий жулик, лодырь и карьерист, лишенный абсолютно всякой морали, ставши случайно агентом-провокатором, превращается в «стопроцентного янки» и преуспевает в жизни. В своих американских делах Синклэр разбирается неплохо, но… часто дальше своего носа не видит.

 38. Джеймс Вилльярд Шульц, «Ошибка Одинокого Бизона»

Шульц пишет о жизни, характере и обычаях индейцев середины прошлого века, среди которых он жил. Трудно себе представить Америку тех времен… и современную. Стада бизонов… бобры… и уничтожение их индейцами… после чего, лишившись своих кормильцев для того, чтобы на их шкуры накупить водку, ружья и прочее, индейцы погибли и сами.

 39. А. Писемский, «Люди 40-х годов»

Писемский описывает правдиво и красочно разные типы дворян – помещиков, служащих, военных. Судя по всему – беспристрастно и справедливо. Несколько подчеркнут «типаж», утрированы некоторые свойства, но, в общем, хорошо.

 40. Джеймс Олдридж, «Морской Орел»

Книга очень интересна, потому что освещает (пусть и не всегда беспристрастно) события военного времени в Греции, и помогает понять и послевоенные события на Крите, Кипре и вообще в Греции. По-моему, Д. Олдридж хорошо разбирается в характерах и обычаях греков. Хоть главный герой – грек Ниси – «Морской Орел», но автор больше освещает переживания австралийца Берка… а самая симпатичная фигура – Стоун – тоже австралиец. Книга – стоящая.

 41. Саверини, «Одиссея капитана Блууда»

Хотя это – книга о приключениях и дуэлях, о побегах и пиратах, но это – не «приключенческая» книга, а историческая, освещающая эпоху «флибустьеров» XVII-го века, в Караибском море, и заодно события в Англии, когда династия Стюартов была свергнута и заменена Оранской. Книга хорошая, и не только для детей.

 42. Войнич, «Оливиа Лэтам»

Книга меня определенно разочаровала: она несомненно далеко отстает от «Овода». Достоинства ея – живой и меткий диалог; особенность (заметная также и в «Оводе») – особое благоволение автора к людям с физическим дефектом; «слабое место» - это заведомо сгущенные краски в изображении «русской действительности» царских времен. Видно, что автор писала не то, что видела, а то, что слышала… и дополнила своей фантазией: ни поляков, ни «дворян», ни полицейских она лично не встречала; англичан? – не знаю, но такую, как Оливия – навряд ли.