п»ї |
<< тетрадь 7, глава 30 >> |
Нужно сказать, эксплуатировал меня Кузнецов беспощадно.
Он заметил, что я безотказный донор, а ему позарез нужна была кровь: он экспериментировал на людях, и, нужно признаться, в большинстве случаев удачно, но многие рискованные операции проводятся только в том случае, если есть возможность возместить серьезные кровопотери.
Счастье мое, что у меня не первая группа! Но даже при моей третьей группе он брал у меня не положенные двести, а пятьсот гpаммов, и не один, а два раза в месяц.
Но я только радовалась, что моя кровь может кого-то вернуть к жизни!
При всем при том я раз и навсегда отказалась от донорского пайка: две булки черного хлеба, полкило масла, кило сахара, кило соленой рыбы – паек, ради которого кое-кто из заключенных с готовностью становился донором.
Может, с моей стороны это было глупо, но я горжусь тем, что, хотя все время мучительно голодала, я ни разу не воспользовалась этим донорским пайком.
Не скажу, что я оставалась безразлична к этому соблазнительному «натюрморту из хлеба и pыбы»: напротив, у меня слюнки текли при одном взгляде на такую роскошь. Но кто раз смалодушничает, поддавшись соблазну, тот потеряет под собой твердую почву, а именно уверенность в непоколебимости своих принципов придавала мне силы в тяжелые минуты. Этот выписанный мне паек я получала и сразу относила туберкулезникам – тем, у кого находили гнойный плеврит. Затем я направлялась к заведующему лабораторией ЦБЛ (при больнице имелась лаборатория, и даже очень неплохая) Александру Павловичу Салтыкову по прозванию «Бог Саваоф» – за его библейскую бороду и величавый облик. | ||
Неглуп, интересен как собеседник, вдобавок – большой оптимист, хоть судьба его отнюдь не веселая. Коммунист, притом из тех, кто в 1917 году делал революцию. Педагог, посвятивший себя работе с трудновоспитуемыми детьми, он боролся с беспризорностью, стал сотрудником и восторженным поклонником Макаренко. Не знаю точно, когда и за что его посадили, но освобождаться должен был он 22 июня 1941 года! Вместо воли его тормознули до особого распоряжения... Ходили слухи, что он сексот (секретный сотрудник, то есть агент-информатор первого отдела, попросту стукач). Я с негодованием это отвергала, хотя впоследствии узнала, что это было именно так... В свободное от работы время я любила забегать в лабораторию поговорить с самим «Саваофом» и его помощником Чакстыньшем – очень аккуратным, добросовестным, но крайне педантичным латышом, в прошлом военным летчиком. Александр Павлович был расконвоирован и мог ходить за зону – в аптекобазу. Вот ему-то я и вручала те сто рублей, которые мне причитались наравне с донорским пайком. В те годы на эти деньги можно было купить сто почтовых марок. Это значит, сто заключенных могли написать домой письма! |
<< тетрадь 7, глава 30 >> |
Материал сайта можно использовать только с разрешения наследников.
Условия получения разрешения.
©2003-2024. Е.А.Керсновская. Наследники (И.М.Чапковский ).
Отправить письмо.
п»ї |